Длинноволосые парни и девушки в джинсах, рок-н-ролл и психоделики, восстание против капитализма и «власти отцов»: стереотипный образ протестующего студента имеет свои исторические корни не только в Парижском «Красном мае». В США еще в начале 1960-х появилось движение, о котором нет даже страницы в русскоязычной Википедии. Но вы наверняка встречали его в фильмах. Это движение — «Студенты за демократическое общество» (SDS), на пике популярности объединявшее около 30 тысяч человек в 300 университетских кампусах.

SDS вошло в политическую историю как часть движения «новых левых», совмещающих радикальную критику капитализма, милитаризма и расовой дискриминации с неприятием практик старых коммунистических и социал-демократических партий.

Война во Вьетнаме легко могла стать переходом к «горячей» фазе «холодной войны». Вторжение критиковали и советские радиопередачи, и бунтующие хиппи по другую сторону океана на улицах. Но в отличие от «страны победившего социализма» в Штатах отрывались по полной.

Культурная революция 60-х давно стала легендой. Недостаточно просто сменить одного президента на другого — сам порядок вещей должен стать радикально иным. Секс, наркотики и рок-н-ролл в это время еще не стали коммерциализированным клише, а выглядели как очень реальная угроза мещанскому быту и самому американскому государству. Хотя ЛСД так и не попало в американские водопроводы, ни в чай президента Никсона, волна перемен изменила Америку.

Расовая сегрегация отступала в прошлое, в США разворачивалась борьба за гражданские права, в которой первую скрипку играл Мартин Лютер Кинг. Протест не был исключительно ненасильственным: «Черные пантеры» боролись за права темнокожих с оружием в руках. В ответ на белый расизм появлялся черный расизм — противоречивый пункт в американской истории и для самого SDS. Но не будем раскрывать сразу все карты. Приятного чтения!

Если что-то не попало в кино, то этого все равно что и не было, правда?

В фильме «Форрест Гамп» и в битломанском киномюзикле «Через вселенную» есть на удивление похожие сцены. В обоих фильмах есть сцена, как в штаб SDS («Студенты за демократическое общество») приходит работать один молодой человек, который быстро выясняет, что под видом революционной борьбы харизматичный лидер протеста просто соблазняет девушек. Дальше следует драка между молодым человеком и этим лидером.

В этих киноштампах есть своя правда. Феминистки справедливо критиковали SDS за то, что студенткам там доверяют ксерить листовки и приносить кофе лидерам, строящим из себя крутых бунтующих парней, проводящих свою жизнь в дискуссиях, агитационных путешествиях и выдумывании артистичных акций. То есть девушек часто воспринимали как фан-клуб. Кажется, первой с такой критикой обрушилась на организацию жена ее лидера Кейси Хайден. Вскоре она станет одним из важных авторов второй волны американского феминизма.

За что еще их критиковали? В советских книгах о заграничном протесте общий тон был таков – декларация у американских студентов неплохая, но слишком расплывчатая, опоры на рабочий класс нет, ведущая роль коммунистической партии даже не упоминается и вообще их губит богемность, стихийность, опасное увлечение позой и фразой. Ненадежные пижоны. Да, они против войны и неравенства, и это прогрессивно, но они принимают наркотики, наслаждаются стихийным бунтом и принципиально отрицают любую дисциплину, а это мелкобуржуазно. При этом в «критических» советских книгах часто угадывалась слабо скрытая зависть по отношению к американским бунтарям, которым «столь многого не хватает».

При этом, в правой американской прессе про SDS писали, что это часть международного коммунистического заговора, преследующего цель разложить общество с помощью психоделиков, сексуального либертинажа и рок-н-ролла. Так или иначе, они были самой крупной и заметной организацией американских «новых левых» в эпоху «молодежной революции».

Но давайте по порядку…

В фильме «Большой Лебовски» главный герой говорит, что он один из авторов «Порт-Гуронской декларации», базового манифеста SDS, причем первичного и более радикального варианта. Действительно, прототип Лебовски — активист Джефф Дауд, позже ставший кинопродюсером, участвовал в написании декларации и у нее действительно было два варианта – первичный, совсем радикальный и тот, что в итоге был принят, значительно смягченный компромиссными формулировками, которые должны были устроить всех активистов.

Декларацию начал писать лидер организации Том Хайден, когда он ненадолго попал в тюрьму за поддержку протеста чернокожих в 1962. В целом чтение этого прекраснодушного текста рисует образ близкого будущего без национальных государств, войн и социального неравенства. И проводником в это скорое будущее является новое поколение иначе мыслящих и живущих людей, сосредоточенных в университетских кампусах. Культ новых технологий, которые обеспечат нас всем необходимым, и критика отчуждения, милитаризма и империализма. «Новые левые» впервые заявили о себе в этом манифесте уже не как об идее, но как о политической силе, которая стремится преодолеть прежние государственные границы.

Войны ведутся в интересах правящего класса при корпоративном капитализме, а значит, нужно быть против этой корпоративной элиты и ее логики, писал Хайден. А уж что предлагается вместо – реформа, системная трансформация или глобальная революция – тема для бесконечных дискуссий на студенческих сходках.Они чувствовали, что западное общество на их глазах и с их помощью превращается в нечто радикально новое. А во что должен превратиться реальный социализм в Москве и Пекине, они не уточняли. Но все слова об осуждении «советского коммунизма» из текста декларации были на всякий случай (после бурных дискуссий) убраны, чтобы не подыгрывать американским властям в «холодной войне».

Университет с его студентами провозглашался такой же базовой территорией грядущего и полигоном нового общества, каким еще недавно считался завод с рабочими у классических марксистов. Впоследствии активисты SDS будут часто критиковать рабочих за то, что те утратили свою роль в истории и сдвинулись вправо. Вполне в духе Маркузе (фрейдомарксист, автор книг «Эрос и цивилизация», «Одномерный человек».— Прим. ред.], наверное, самого авторитетного из прежних философов в тогдашней студенческой среде. Маркузе учил их, что на смену людей с аграрным и индустриальным сознанием приходят другие люди, для которых этическая и эстетическая стороны бытия не менее важны, чем власть и собственность для прошлых поколений. И активисты SDS хотели видеть в себе этих новых людей.

Они хотели изобрести политику заново, перепридумать новый стиль борьбы, новый стиль жизни и даже новый тип сознания – антиавторитарный и антибуржуазный. С одной стороны заявлялось, что «человечество нуждается в революционном руководстве», а с другой — провозглашался культ самоуправления. Протест и сопротивление не есть тяжкая необходимость, починка государственной системы или возвращение ее к ее же изначально заявленным принципам. Гражданское сопротивление есть самовыражение, в котором только и проявляется ваша индивидуальность и уникальность в истории. Организация, построенная как сеть, а не как лестница – прообраз будущего общества. Политическая борьба – незаменимая педагогика для нового поколения.

За девять лет SDS прошли в своем развитии от весьма умозрительного гуманизма к романтизации прямого столкновения с системой. От благородной утопии через дерзкий троллинг к окончательной конфронтации.

Они начали с ощущения того, что настоящей демократии еще не было и вскоре их пафос состоял уже в том, что идеи отцов-основателей США вполне совместимы с гуманистическим социализмом, а если кого-то пугает само слово «социализм», то его можно заменить синонимом «экономическая демократия» — все не только имеют право голоса, но и являются совладельцами своих производств.

Стилем их борьбы стали массовые общественные кампании, в центре которых – кампусы, а также постоянное давление на Демократическую партию, внутри которой новые радикалы надеялись найти попутчиков и союзников. Цель – в каждом университете свить по гнезду. Идеальное пространство – коммуна активистов, радикальная «вписка», веселый штаб. Все это не воспринималось всерьез, пока у них была пара десятков отделений и меньше тысячи реальных активистов по стране.

Но это быстро и неожиданно для многих изменилось.

В лучшие свои годы SDS выглядели как сеть, в конкретных местных узлах которой могли доминировать демократические социалисты, анархисты, маоисты, троцкисты, вообще «новые левые». В основе их идентичности было сочетание классовой борьбы и контркультурного бунта, но еще важнее был поколенческий протест против старого «мира отцов», помешавшегося на потреблении и войне. Это было первое поколение в истории мира, которому опыт родителей скорее мешал, чем помогал в социализации, настолько быстро все менялось. По крайнее мере, такими были настроения.

Том Хайден заложил основы их оптики и стиля. Между бесконечными студенческими сходками он поехал во Вьетнам, где демонстративно поддержал партизан Вьетконга. Расставшись с упомянутой выше первой женой в 1965, он женился на кинозвезде Джейн Фонде, которая надолго приняла идею скорой революции всем сердцем. В конце 1970-х его досье в ФБР занимало 22 тысячи страниц, уложенных в 120 коробок.

Позже он вступит в демократическую партию и там активно проявит себя в их «прогрессивной фракции». В нулевых годах будет одновременно поддерживать альтерглобалистов, сапатистских партизан в Мексике и президентскую кампанию Обамы.

«Мы не можем говорить человеку, страдающему от несправедливости «Подожди!» — любил повторять он. «Любовь к обладанию – ментальная болезнь!» — объяснял он свой основной пафос в духе Эриха Фромма. До конца жизни он продолжал эффектно троллить правых фразами, вроде: «Моей целью является мирное и ненасильственное исчезновение белой расы!».

История SDS более или менее совпадает по времени с возникновением, подъемом, радикализацией и быстрым провалом «новых левых» в США с 1960 по 1969. Формально после последнего съезда SDS существовали еще четыре года, но уже распавшись на несколько никак не связанных между собой групп, которые соревновались друг с другом в радикализме.

SDS начинались как несколько сот активистов в десятке университетов. На пике в 1969 число активистов доходило до сотни тысяч и SDS стали главной ударной силой в массовых демонстрациях. Изначально организация была не особенно заметным молодежным отделением при «Лиге промышленной демократии». «Лига» существовала к тому времени уже полвека как мост между интеллектуалами и профсоюзным движением. В 1921 году «Лигу» основали марксисты, включая Джека Лондона. Лучшие свои времена Лига пережила в 1930-40-ые гг. во время «Нового курса» Рузвельта, но позже, в маккартистскую эпоху, стала гораздо дальше от коммунизма и демонстративно осудила сталинизм. В 1960-м «молодежка» фактически отделилась от Лиги, переименовалась в SDS, а ее новый харизматичный лидер Том Хайден был отлучен от Лиги, так как слишком сильно напоминал «красного». К 1965 году этот развод был оформлен окончательно.

Хоть сколько-то заметной организация стала с 1962-го. То есть с момента провозглашения Порт-Гуронской декларации. Они начали с кампании против военных игрушек, открытых дебатов о сексуальной революции и психоделиках и поэтических вечеров с участием скандальных поэтов-битников. Но нужно было большое дело, которое изменит все и даст им почувствовать себя силой в истории. В 1964 студенты осуществили массовое хождение в народ, а именно, в южные штаты, чтобы привлечь аполитичных бедняков (прежде всего чернокожих) к участию в выборах и управлению своими городами.

Это называлось «Лето свободы».

Цель кампании – включить в политику людей, которые никогда не имели подобного опыта. Дать голос угнетенным. Создать альтернативные школы, которые помогли бы им поверить в то, что они могут многое изменить в своей жизни сами, активно воздействуя на систему, власть, суды, требуя прав, создавая народные комитеты, организуясь, осознав свою численность и силу. В 1964 Конгрессом принимаются поправки, позволяющие голосовать даже тем, кто не платит за это право «избирательного налога» (прежде всего афроамериканские и вообще малоимущие слои). В SDS воспринимают это в том числе и как свой успех. Это воодушевляет.

В том же году выходит книга «Одномерный человек» Герберта Маркузе, которая становится «библией» SDS. Выводы в ней, правда, неутешительные — компромиссы бессмысленны, систему невозможно реформировать, изменить жизнь людей и их сознание может только конфронтация и революция, но ее шансы призрачны. Такие настроения увеличивают градус радикализма в риторике активистов. Они видят себя «малым мотором революции», который разбудит всех остальных. Кто, если не они.

Сам Маркузе относился к студентам весьма осторожно вплоть до 1968 году и не видел в их движении революционной альтернативы капитализму. Он больше рассчитывал на партизан третьего мира (по рецепту Че Гевары: «Один, два, много Вьетнамов!»), но в 1968-м, после чикагских событий даже ему показалось, что революция в США началась. Он назовет бунтующих студентов «наследниками великой социалистической традиции» и напишет знаменитое эссе «К ситуации новых левых».

В 1964 в университете Беркли администрация попыталась прекратить агитацию SDS в кампусе под предлогом того, что подрывные плакаты и брошюры распространяют не студенты, а уже бывшие выпускники, состоящие в SDS. Больше всего администрацию не устраивало, что они собирают пожертвования в пользу радикалов, пропагандируют кубинскую революцию, открыто предлагают подпольные (т.е. нигде не зарегистрированные, которые нельзя даже теоретически привлечь к суду) газеты.

Долгая дискуссия между администрацией и активистами о том, где заканчивается информирование и начинается пропаганда, ни к чему не привела. После того, как одного из агитаторов Джека Вайнберга посадили в полицейскую машину, студенты окружили эту машину, сняли обувь и использовали ее как трибуну, по очереди залезая на крышу. Этот митинг длился более суток, постепенно превращаясь в концерт. К студентам присоединилась певица Джоан Баез [известная фолк-исполнительница.— Прим. ред.], чтобы спеть на их стихийном собрании. В итоге администрация пошла на частичные уступки, а SDS с новой силой развернули агитацию. Так Беркли стал постоянной «столицей» студенческого радикализма. Теперь оттуда разъезжались эмиссары по всей стране, чтобы нести новый стиль протеста.

В фильме «Революция в минуту (R.P.M.)» Стэнли Крамера мы видим, как такой агитатор из Беркли распространяет вольнодумство и вот студенты уже захватывают свой университет и сопротивляются полиции. Главные лозунги, звучащие в Беркли: «Знания – не товар и мы тоже не товар!», «Мы не хотим становиться частью машины, нам не нравятся те, кто ей владеют и управляют!».

Начиная с 1965 года студенты регулярно захватывают университет. Администрация его регулярно «закрывает». В пиковые моменты число арестованных и отправленных до суда в тюрьму студентов доходит до восьми сотен. В том же году из Беркли отчисляют за участие в волнениях студента Джерри Рубина. Вскоре он возглавит движение «йиппи» (международная молодежная партия), на флаге которого красная звезда будет украшена листьями марихуаны.

В 1966 новым губернатором Калифорнии становится консолидирующий правый электорат Рональд Рейган, одно из его обещаний — «решить проблему Беркли». За него голосует перепуганный обыватель. Эмиссары из Беркли создают общедоступные «Свободные университеты» по всей стране. Там были курсы по психоделикам, современному марксизму, радикальному искусству от дадаизма до ситуационизма, антипсихиатрии и т.п. Каждый может стать как учеником, так и учителем в такой свободной школе. Беркли же был первым университетом, где подобные «свободные семинары» удалось частично интегрировать в университетскую программу.

Но в 1970-м университет снова будет на две недели занят военными после массовых беспорядков в так называемом «Народном парке» — инициативе по превращению университетского пустыря в «зону свободы слова», столкнувшейся с жестокими полицейскими репрессиями.

В 1965 студенты выражают разочарование в «меньшем зле», победившем за год до этого на выборах «ястреба»- республиканца Барри Голдуотера, президенте-демократе Джонсоне, который вопреки ожиданиям наращивает военное присутствие во Вьетнаме. Взрывной рост численности и радикализация SDS. Все готово к окончательному переходу от благожелательного реформизма к дерзкому радикализму, провоцирующему всех вокруг.

Студенты создают «Национальную конференцию для новой политики». Цель этой организации — объединить всех, кто больше не верит двухпартийной системе и готов к атаке на нее. Стратегия — поддержка «третьих кандидатов» с перспективой создания «третьей партии». На роль лидера такой «третьей партии» планировался Мартин Лютер Кинг.

17 апреля 1965 антивоенный марш в Вашингтоне собирает 25 тысяч человек. SDS — главная действующая сила. Они оказываются не только на острие антивоенного движения, но и под пристальным вниманием ФБР. Их активисты приносят на этот марш флаги Вьетконга и открыто поддерживают «ту» сторону в войне.

Конечно, их волновали и чисто студенческие проблемы. Причинами жарких дискуссий нередко становились университетские вопросы, вроде продажи алкоголя в кампусе, режима и правил работы общежитий или расовой дискриминации чернокожих студентов, но чем дальше, тем больше все это отступало на второй план. Все, включая саму SDS, воспринимали организацию как новый революционный класс или по крайней мере сообщество с новой исторической миссией. Они хотели изменить все и, начиная с 1965, им казалось, что в эпоху психоделиков, рок-н-ролла и массовых уклонений от военного призыва их ничто не сможет остановить.

Недовольные позицией профсоюзов, отказавшихся осудить войну во Вьетнаме, активисты SDS проникают на съезд крупнейшего профобъединения США (АФТ/КПП) и пытаются сорвать его, требуя от рабочих лидеров добиваться вывода войск. Их вышвыривают из зала. Профсоюзные лидеры кричат им вслед: «Катитесь в Советский Союз!». Еще одно разочарование в рабочем классе.

Непросто складывался и альянс с афроамериканскими активистами. В популярном апокрифе на собрании только что созданного движения «Черных пантер» (1967) кто-то из активистов СДО встал и спросил: «Что мы, белые студенты, можем для вас сделать?». На что последовал немедленный ответ: «Пойди домой, возьми пистолет своего отца и вышиби себе мозги, если хочешь помочь нам!». Несмотря на подобные эксцессы, афроамериканское движение регулярно участвует с SDS в массовых акциях.

Теперь их типичные акции — захват аудитории и проведение там «другой лекции» («урока свободы»), сидячая забастовка протеста, «антиуниверситет» под деревьями в парке кампуса со свободной дискуссией, совместные пикеты вместе с чернокожими и протестные пикники, на которых знакомятся друг с другом жители района, хиппи, богема и гражданские активисты. В октябре 1967 происходят первые по-настоящему жесткие и по-настоящему массовые столкновения между SDS и полицией во время компании против военного призыва у Пентагона.

На этот раз протест вышел на новый уровень – семьсот студентов задержано, более сотни ранено, повсюду применялся слезоточивый газ. В апреле 1968-го в Колумбийском университете Нью-Йорка студенты захватили ряд зданий. В ответ — силовое подавление, арест шести лидеров забастовки, отчисление полусотни студентов. Именно в эти дни был убит Мартин Лютер Кинг, и это подняло градус противостояния.

Студенты призвали на помощь афроамериканских активистов из соседнего Гарлема. Такая помощь немедленно прибыла, но в ответ на это студенты правых взглядов из «Национальной Студенческой ассоциации», которые были недовольны «хулиганскими действиями» SDS, в свою очередь оцепили захваченные леваками здания, чтобы не пропускать к ним подмогу из черных районов. Противостояние длилось два месяца. Рок-группа Grateful Dead даже явилась туда с концертом солидарности. Несколько крупных спонсоров университета отказались делать дальнейшие вложения, потому что администрация пошла на частичные уступки протестующим и расширила полномочия студенческого самоуправления после подавления беспорядков.

Несмотря на разгон, подавление, отчисления и аресты это была относительная победа — одно из главных требований студентов выполнили: университет перестал работать с обслуживающим Пентагон аналитическим центром. Была также прекращена застройка парка в Гарлеме новым университетским корпусом. Во время этих событий Том Хайден объявляет Колумбийский университет «свободной коммуной», выдвигает лозунг: «Другой университет или никакого!» — и цитирует Фиделя Кастро, чтобы лишний раз потроллить правых и военных. Непосредственный лидер этого протеста Марк Радд вскоре возглавит радикальное крыло SDS. Впрочем, начиная с этих событий, все «крылья» и «фракции» претендуют на радикальность и стараются перещеголять друг друга в революционности и отвязности.

Важно, что весной 1968 аналогичные события сотрясают университеты всей Европы вплоть до Стамбула. Теперь активисты мечтают создать сеть, чтобы начать международную революцию «в сердце капитализма». К их почти ежедневным акциям примыкает поэт-битник Аллен Гинзберг, который теперь читает свои «наркоманские» стихи на их митингах в мегафон. SDS призывают призывников сжигать повестки и скрываться от призыва, бойкотируя империалистическую войну во Вьетнаме. Они пытаются блокировать офисы и лаборатории компаний, которые производят напалм и другое оружие для армии США.

Активисты объявляют «десять протестных дней» и миллион студентов по их призыву не выходят на занятия, а десятки тысяч участвуют в их акциях, от артистичных пикетов до захвата аудиторий. Одни и те же люди днем стоят в пикетах, а ночью бросают «коктейли Молотова». Над Америкой зависает призрак мировой культурной революции и SDS — его главные жрецы.

Они ехали на съезд Демократической партии в Чикаго с пафосными призывами — освободить себя, чтобы освободить всех, открыть разум для достижения счастья и выйти за пределы прежней системы! Все было понятно почти без слов: если ты хочешь революции и экстаза и не хочешь неравенства и продолжения войны — приезжай в Чикаго и бунтуй вместе с нами!

События в Чикаго — настоящий апофеоз этой истории. До гражданской войны там все же не дошло, хотя общество и пресса были не на шутку перепуганы. Все это попало в документальный фильм «Холодным взором» Хаскелла Векслера. SDS призвали всех, кто сочувствует их идеям, приехать в Чикаго и требовать там от съезда Демократической партии выдвинуть в президенты сенатора Юджина Маккарти, который обещал немедленно закончить войну, если его изберут.

На этот призыв откликнулся Аллен Гинзберг. Он пытался медитировать в облаках слезоточивого газа на пылающих ночных улицах. Туда же приехал Уильям Берроуз, он хвалил в «Эсквайр» тех демонстрантов, которые подготовились к дракам, надев мотоциклетные шлемы и взяв в руки обрезки труб, чтобы дать отпор копам, а также предлагал выдвинуть в президенты обезьяну из местного зоопарка. Его общее впечатление от протеста: «Я не верю, что они успокоятся!». В чикагском очерке он называет пять взрывных проблем: отчуждение поколений, вьетнамская война, власть денег, расовое неравенство, безнаказанная полицейская жестокость.

Туда же из Парижа нелегально явился драматург Жан Жене (ему был запрещен въезд в США), который не хотел пропустить возможное начало новой американской революции. Именно там итальянский режиссер Микеланджело Антониони понял, каким будет его новый фильм «Забриски Пойнт». Этот фильм начнется с десятиминутного собрания SDS под музыку «Пинк Флойд». Знаменитый гонзо-журналист Хантер Томпсон опишет эти события в своей неподражаемой манере. Он был среди тех, кого полиция настолько сильно вдавила в витрину ресторана при «Хилтоне», что та разлетелась вдребезги. Сценарист Терри Сазерн («Доктор Стренджлав») тоже будет тут как тут. И даже главный советский корреспондент в США Генрих Боровик подробно опишет стихийность бунтарей и полицейскую жестокость в своих проникновенных репортажах о несчастной, запутавшейся и обреченной американской молодежи.

Пять дней уличных боев. Резиновые пули. Деревянные полицейские дубинки. Слезоточивый газ. Массовое костоломство. Более тысячи пострадавших. Более семисот арестованных. О суде над зачинщиками этого бунта только что вышел фильм Аарона Соркина «Дело чикагской семерки» (изначально бывшей восьмеркой), где протестующие показаны антивоенными агнцами и идеалистами. Тома Хайдена там играет Эдди Редмейн, который весь фильм спорит с лидером йиппи Эбби Хоффманом (Саша Барон Коэн).

Йиппи были вторыми после SDS организаторами чикагских протестов. Они воплощали более контркультурную и менее студенческую сторону «молодежной революции» — тусовщики, требовавшие легализации марихуаны и отмены денег и обещавшие, если их не услышат, сбросить в водопровод тонны ЛСД, чтобы одномоментно расширить сознание всей американской нации.

Несмотря на самые настоящие уличные бои в облаках слезоточивого газа за стенами Амфитеатра, в котором проходил партийный съезд демократов, сенатор Маккарти получил всего 23 процента голосов и выдвинут не был. Всем было ясно, что даже если бы его выдвинули, левая молодежь вряд ли вошла бы с ним в Белый Дом. Но в этом случае она бы не радикализировалась слишком сильно и осталась на какое-то время в электоральной игре.

Мэр Чикаго демонстративно разрешает полицейским стрелять без предупреждения в «поджигателей и грабителей». Толпа молодежи скандирует «Свиньи!» везде, где выставлены полицейские цепи. Расследователи назовут столкновения в Чикаго «мятежом полиции» в том смысле, что полицейские полностью вышли из контура дозволенного и превратились в никем не контролируемых костоломов, которые часами молотили студентов, распыляли газ и жестко паковали протестующих в автозаки, разбивая им лица. Все офицеры, обвиняемые в неоправданной жестокости, были впоследствии оправданы судом.

Почти у всех, кто там был, осталось чувство, что именно тогда в американском обществе нечто сломалось пополам, катастрофа стала необратимой. Эпоха массовых протестов сменилась временем реального файтинга и городской партизанской войны, которая продлится до середины 1970-х.

SDS была единственной зарегистрированной и до какой-то степени формальной организацией из всех тех, что стояли за чикагскими беспорядками, а значит она могла быть разгромлена именно как организация, а не просто де-факто парализована из-за ареста лидеров.

После Чикаго ФБР плотно занялось SDS с одной стороны, а с другой стороны наиболее отвязная часть активистов во главе с Бернадин Дорн решила переходить к городской партизанской войне. Это случилось после того, как лидеры чикагского протеста получили по пять лет тюрьмы (приговор был обжалован и отменен, но это уже никого не остановило). В конце 1960-х активно работала секретная программа ФБР «COINTELPRO» по противодействию «новым левым» и афроамериканским организациям. Все больше людей из окружения президента Джонсона были уверены, что за SDS и другими леваками тайно стоят коммунистические правительства СССР, Китая или Кубы. Согласно этой теории заговора, цель новых левых — начало гражданской войны в США, полная дезорганизация обычной жизни и прочий «хелтер-скелтер». Вполне вероятно, что ФБР содействовали расколу в рядах SDS, чтобы превратить это массовое движение в россыпь конкурирующих политических сект [подробнее об этом см. здесь — Прим. ред.].

На своем финальном съезде в 1969 году SDS раскололись на две фракции, а потом еще много раз. Все люто переругались по вопросу о том, что делать и с кем объединяться. Общее чувство начавшейся по всему миру молодежной революции делало всех бескомпромиссными и недоговороспособными. SDS больше не могли оставаться зонтичной организацией всех мечтателей, от пацифистов до бомбистов. Спецслужбы теперь воспринимали их как прямую и массовую угрозу для внутренней безопасности США.

Их численность рекордно выросла при почти полном отсутствии общего центра управления. Теперь принадлежность к SDS могла означать что угодно. Каждая из фракций — маоисты, новые коммунисты, синоптики — претендовали на накопленный символический капитал организации и по-своему представляли, как на ее базе создать «массовую революционную партию». Одни требовали объединиться с наиболее радикальной частью рабочего движения и сбавить градус карнавала. Другие хотели стать еще ближе к контркультуре, йиппи и «великому отказу» (понятие из «Одномерного человека» Г. Маркузе, означающее неприятие общества потребления и ценностей капиталистической системы). Пролетарское и контркультурное крыло перестали понимать друг друга. Третьи предлагали протянуть руку всем партизанам из стран третьего мира. «Должны ли американские рабочие требовать улучшения условий своего труда, если мексиканские рабочие живут гораздо хуже?» — по таким вопросам невозможно было договориться.

Одни романтизировали чернокожих нарушителей закона. Другие предлагали строить третью партию на основе Прогрессивной рабочей партии [коммунистическая партия, выступавшая против войны во Вьетнаме.— Прим. ред.]. Третьи рассказывали, что время партий прошло (или еще не пришло) и нужен широкий фронт всех, кому не нравится система. Последней каплей стало появление на финальном съезде «Черных Пантер», которые поссорили между собой вообще всех. Часть студентов считала «Пантер» ударной силой, близкой американской революции, а другая часть требовала отбросить все расовые разногласия и сфокусироваться на задачах классовой борьбы.

Все сходились только в одном: после протестов в Чикаго настало время народной революции, и на базе SDS должен возникнуть новый радикальный субъект, уже не имеющий прямого отношения к студентам. Со съезда они разъезжались уже не членами единого поколенческого движения, но активистами разных групп.

Самой заметной фракцией, которая откололась от SDS, стали «синоптики», которых возглавила рыжая валькирия Бернардин Дорн. Это самоназвание, взятое из песни Боба Дилана («не нужен синоптик, чтобы почувствовать направление ветра»), впрочем, появилось чуть позже. Уже через несколько недель после «Дня Гнева» маоисты начали агитацию на фабриках, а «синоптики» совершили свой первый взрыв — разнесли чикагский памятник полицейским, погибшим во время забастовки в 1886 от анархистской бомбы (в честь тех давних событий празднуется 1 мая). Таких взрывов в банках, военкоматах, налоговых офисах и полицейских участках «синоптики» устроят десятки. Кроме того, они организуют побег из тюрьмы пророку психоделии профессору Тимоти Лири, который в тот момент тоже перейдет на их сторону и будет призывать к вооруженной борьбе с «полицейскими свиньями» и напоминать, что невозможно вести переговоры и идти на компромиссы с роботами. Харизматичная Бернардин Дорн будет распространять по всему США агитационные кассеты со словами: «Запирайте ваших детей. Закройте им уши и глаза. Ничего не поможет, потому что они не хотят быть похожими на вас. Революция началась!».

Синоптики сложат оружие только в начале 1980-х. Про тех из них, кого так и не поймали, был снят фильм «Грязные игры» с Сьюзен Сарандон. А в другом фильме «Американская пастораль» по роману Филипа Рота бизнесмен говорит о «синоптиках» 1970-х, к которым примкнула его дочь: «Они просто хотят пробить дыру в этой реальности, а под каким флагом — им все равно!»

Базовый вопрос для тогдашних «врагов общества»: эта реальность действительно стоит того, чтобы остаться в целости и сохранности? Конечно, в этом вопросе есть и чисто языковая уловка: уподобление слов вроде «реальность вообще» всегда выгодно тому, кто комфортно устроен в системе и хочет эту систему сохранить.

В 1970-м американские войска вошли в Камбоджу, и это спровоцировало всех вчерашних активистов SDS на массовые протесты по всей стране. Бастовали четыре миллиона студентов. Были захвачены здания в более чем четырех сотнях кампусов. Двенадцать студентов погибло от полицейских пуль. В шестнадцати штатах на территорию кампусов понадобилось вводить войска. Через несколько недель президент Никсон распорядился вывести армию из Камбоджи, потому что это слишком дорого стоило ему внутри страны. Но это была уже надгробная надпись, эпитафия на могиле только что распавшихся SDS. Последний и решительный бой. С другой стороны, именно в 1969-70-м студенческие и школьные выступления в США достигли исторического пика.

Эту историю можно рассказывать по-разному. Как историю того как радикалы и политические сектанты погубили массовое и перспективное движение гуманистов. Или как историю того как общая гуманистическая утопия искала себе актуальные политические формы. Или как историю о революционной ситуации, которая так и не переросла в революцию. Или как историю о том, что радикальная молодость была необходимым этапом для целого поколения будущих звезд политики, науки и культуры.

Вернемся к фильму «Большой Лебовски». В нем «Чувак» признается, что не только помогал Хайдену писать «Порт-Гуронскую декларацию», но и был одним из «Сиэтлской семерки». Так называли в прессе попавших под суд лидеров лево-радикальной организации «Фронт освобождения Сиэтла», имевшей большие проблемы с ФБР в 1970-м году и созданной харизматичным профессором-социалистом Майклом Лернером. «Сиэтлской семеркой» их окрестили по аналогии с «Чикагской семеркой». Лернер и остальная «семерка» были бывшими активистами SDS, которые сразу после раскола этой организации решили создавать в Сиэтле собственную «партизанскую базу прямого действия».

Выходцы из SDS не давали спокойно жить «простым американцам» и провоцировали власть вплоть до самого окончания войны во Вьетнаме, а некоторые и дальше, до 1980-х, когда ФБР сдались последние и самые упрямые из террористов-«синоптиков».

История SDS — это целая эпоха, главный раздражитель которой война во Вьетнаме. Когда она закончилась, к 1975 году, многие бунтари чувствовали растерянность, а не торжество. Теперь им нужно было придумывать другой смысл жизни. А потом эпоха «новых левых» окончательно завершилась и стала такой же легендой, как и долгая война во Вьетнаме.

Кто-то из них подался в «зеленые», решив, что это самая живая из политических партий. Многие ожидаемо повзрослели и стали к концу века образцовыми лево-либералами, ироничными умниками, пишущими в «Нейшн» (популярный либерально-прогрессисткий журнал. - прим. ред.) и голосующими за «прогрессивное крыло» в демпартии или за независимых кандидатов вроде Ральфа Нейдера [кандидат в президенты от партии Зеленых на нескольких выборах. — Прим. ред.]. Некоторые впали в мистицизм в диапазоне от буддистского до еврейского.

Так или иначе, они сформировали портрет и создали поколенческую легенду о «бунтующем студенте 1960-х». В 1950-х послевоенный капитализм под воздействием внутренних и внешних левых — Советского Союза и не только принял гораздо более мягкие, кейнсианские формы. Неравенство уменьшалось, доступ к образованию расширялся и с точки зрения здравого смысла, первое же поколение, выросшее в такой системе, должно бы эту систему уважать как минимум за то, что она дает им заметно больше возможностей, чем давала их родителям. Но здравый смысл как всегда провалился, и первое же поколение, выросшее при этой системе, объявило ей войну, выставив этический счет и обвинив ее в милитаризме, отуплении через телевидение, товаризации бытия, гендерном угнетении, классовой и расовой сегрегации, бездуховности и много в чем еще.

В этот процесс включалось все больше групп, которые объявляли себя угнетенными, и это грозило привести к необратимым изменениям. Но с середины 1970-х стратегия элит поменялась, капитализм стал на глазах терять прежнюю комфортность, неравенство снова стало расти, и через несколько лет от «молодежной революции» мало что осталось. Панк-рок стал эпитафией этой эпохе романтической конфронтации и больших надежд.

Мифы не умирают до тех пор, пока они нам нравятся. И оживлять их никогда не поздно, если это кому-нибудь нужно. В 2006 все в том же Чикаго прошел восстановительный съезд SDS, куда приехало около двухсот студентов из разных Штатов и где, конечно же, присутствовали ветераны «того самого» SDS из 1960-х. Всячески подчеркивалось, что ветераны не имеют власти над молодежью, готовы к конструктивной критике и вообще здесь прежде всего для создания преемственности этого американского мифа. Теперь на секциях воссозданной организации все было в порядке: и с феминизмом, и с правами ЛГБТ, и с экологической повесткой.

Мифы не умирают, но, с другой стороны, они навсегда привязаны к эпохе своего возникновения. В восстановительном съезде был ощутимый привкус ретромании, косплея и желания прикоснуться к легенде и поиграть в нее. Новой массовой силой восстановленные SDS не стали, оставшись просто одной из множества студенческих инициатив с леволиберальной повесткой. Дальнейшее полевение настроений американского студенчества было связано с движением «Оккупай» и с избирательными компаниями Берни Сандерса, но «восстановленные SDS» не сыграли в этой «новой моде на социализм» заметной роли.

Нередко протесты SDS сравнивают с другими молодежными протестами, например, с выступлениями по призыву Навального в нынешней России. Действительно, можно найти немало общего: поколенческая солидарность, презрение к миру отцов, отравленному полицейщиной, культом грубой силы и больших денег. Хотя уровень амбиций, отвязности и артистизма у SDS, конечно, несопоставимый с нынешней протестной молодежью в России. Они хотели изменить человечество, став поколением перехода в новое состояние цивилизации, а не просто «не врать и не воровать».