В один и тот же день в начале старшей школы я понял: ребята смеялись над теми, кого они считали таджиками. А еще ребята смеялись над теми, кого считали педиками. Я подходил под обе категории. С тех пор я сменил школу, поступил в университет, отучился уже 3 года, а стыд за то, что вообще стыда вызывать не должно, до сих пор иногда проскальзывает.

В самом раннем детстве все было нормально, у меня были друзья во дворе и я считал себя обычным ребенком. В старшей школе мне стали очень активно напоминать, что я не был как остальные, и тогда я понял, что моя национальная принадлежность приносит мне проблемы. Я не очень понимал, почему именно: никто не предупреждал, что быть таджиком — плохо. Потом начались шутки о моей ориентации, и от меня отвернулись другие ребята, над которыми тоже смеялись из-за национальности. Я пытался зарывать это глубоко в себя. Понимал, что мне почему-то нравятся парни, а не девушки, но просто полностью выжег это из своей идентичности.

Когда я поступил в университет, я впервые вздохнул полной грудью. Я родился в Москве, но настоящую Москву я толком и не знал никогда. У меня появились друзья, с ними я стал выбираться тусить, впервые знакомиться с парнями. И даже спустя 3 года это все еще вызывает у меня смешанные чувства. Мне до сих пор сложно принять самого себя. Каждая встреча с парнем, каждый поцелуй, что угодно — перед глазами всегда миллион сценариев того, как в университете об этом узнают и расскажут родителям.

В вузе проблем с гомофобией нет: у нас учатся много парней с Кавказа, и от них периодически слышны шутки в сторону более феминных ребят, но, кажется, в этом нет ничего серьезного. При этом я не вижу себя в роли мессии: я не говорю на тему геев на парах, никогда не стал бы носить радужную футболку или еще что-то. На то ведь это мое личное и интимное — зачем об этом знать всем остальным?

И это очень странно. Понимаю, что я в конфликте с собой, понимаю, что это скорее всего внутренняя гомофобия. Понимаю, что быть геем нормально. У меня такое ощущение, что быть геем нормально для всех остальных, но не для меня. Я и вслух-то не могу толком произнести просто «я гей», даже если сижу в комнате один. И будь я не таджиком и мусульманином, наверное все было бы легче. Но университет явно помог мне хотя бы начать принимать себя, начать встречаться с парнями. Не знаю, смогу ли я пойти дальше, но это уже лучше, чем прошлые мои 17 лет в роли запуганного таджикского мальчика.

Я родилась в мусульманской семье. В Россию переехала, чтобы получить образование: сейчас я учусь на третьем курсе в ВШЭ. В 4 года я впервые увидела «Красотку» [Речь идет о фильме с Джулией Робертс в роли секс-работницы. — DOXA] и думаю, что это сильно повлияло на меня. Я смотрела на главную героиню и думала, что она неправильно себя ведет, что она плохая. Потом, когда пересматривала фильм, я говорила себе, что делаю это, чтобы пристыдить главную героиню, хотя на самом деле я смотрела, потому что она мне нравилась. Такая же ситуация была с клипом «Anaconda» Ники Минаж. И я все еще пытаюсь бороться с внутренней гомофобией и мизогинией.

Когда я описываю себя, мне легче сказать «квир», но я использую слово «лесбиянка» потому что мне кажется, что лесбиянки не очень представлены в обществе и было бы полезнее использовать этот термин. Возможно, другим девушкам это поможет принять себя. Иногда мне неловко говорить, что я лесбиянка, потому что я боюсь, что общество меня осудит, если вдруг я когда-нибудь начну встречаться с мужчиной или небинарной персоной. В таком случае меня обвинят во лжи, как будто ориентация это всегда что-то на 100 процентов стабильное. Но пока, когда я говорю друзьям, что я лесбиянка, они это понимают и принимают.

У меня очень ЛГБТ-френдли универ. На первой нашей встрече с группой, когда я поняла, что ребята хорошие, я рассказала, что у меня были отношения с девушкой. В общем все мои одногруппники нормально к этому относятся. Но есть еще те самые «интеллектуалы», которые говорят: «Я не гомофоб, но...», — на такие вещи я уже не обращаю внимания. Когда я только приехала, на первом курсе, я себя идентифицировала как би. На меня повлиял стереотип: я не могла называть себя лесбиянкой, раз никогда не была с мужчиной. Универ был настолько открытым, что я поняла: меня примут любой. И это помогло мне принять саму себя.

На какой-то паре на первом курсе я услышала, как преподаватель буднично упомянул ЛГБТ, и это положило начало моей борьбе с внутренней гомофобией. Я поняла, что эту тему воспринимают совершенно нормально. Тогда же на очередной паре мы обсуждали отношения, и я впервые сказала, что я бисексуальна, мой одногруппник сказал, что он гей — преподка кинула нам респект. А недавно на зум-паре я забыла отключить фон с лесбийским флагом после тусовки с друзьями. Это была первая лекция с преподавательницей, она сказала: «За флаг отдельное спасибо», и кто-то в чате написал: «Классный флаг».

Гомофобии от преподавателей никогда не было, а если бы она и была, то мои одногруппники быстро бы их осадили. От самих ребят иногда были глупые неприятные моменты, вроде вопросов: «Как ты можешь быть уверена, что тебе нравятся женщины, если ты никогда не была с мужчиной?». А еще до того, как я начала встречаться со своей девушкой, одногруппница предположила, что я называю себя лесбиянкой, чтобы казаться интереснее. Такое услышать от нее было больно и обидно.

Я учусь на филолога в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном Университете, пишу романы, сказки и миниатюры. С детства меня поправляли — в школе, дома, на курсах — стоило сказать о себе не в том роде, в котором следовало. Мне тогда не было понятно, почему, но со временем пришлось смириться.

В основном приходилось применять для общения те слова, которые считались правильными, это было немного неприятно, но со временем дискомфорт сошел на нет. Расслабиться можно было только с друзьями: благо, на мою юность выпало время, когда мисгендеринг был достаточно распространен среди подростков.

Мой выбор вуза пал именно на ПСТГУ исключительно из-за низкого проходного балла при поступлении, вариантов особо не было. Из-за специфики учреждения афиширование принадлежности к квир-сообществу неприемлемо. Основной контингент преподавателей и студентов с большой вероятностью расценит это как шалость, как неприемлемую глупость, но с ножом на меня едва ли кто-то кинется. С другой стороны, стоит иметь в виду силу слухов: все, что противоречит негласным правилам университета, доходит до деканата, и там принимают соответствующие меры. Если сильно постараться и заявлять о своей индивидуальности непреклонно, во весь голос, можно быть уверенным, что ближайшую сессию не переживешь.

Вопроса о ношении каких-либо вещей с принтами прайда даже нет: 2 года назад поступила девочка, ходила в футболке Metallica, и молодой человек с крашеными волосами — через год их уже нигде не было видно. О том, чтобы поднимать тему гендерной идентичности на парах, тоже думать не стоит: весь преподавательский состав публично придерживается традиционных ценностей, некоторые имеют духовный сан. Я не имею в виду глухой домострой: нет, некоторые преподаватели могут выслушать студентов касательно каких-либо проблем в семье или, жертвуя собственным временем, помочь в учебе, однако ЛГБТ — одна из негласно табуированных тем в ПСТГУ.

В этом году я закончила магистратуру по прикладной культурологии. Помимо работы я вместе с подругами делаю феминистский проект FEM TALKS. Мы записываем подкасты, пишем тексты, делаем мини-конференции и спецпроекты.

Процесс принятия своей идентичности был очень длительным, потому что долгое время я даже не знала о существовании асексуальности. Я думала, это связано с медициной, дисфункцией, когда человек не может возбуждаться, проблемами с либидо. Думала, что проблема во мне, что я сломанная. В школе и универе многих интересовал секс, его хотели и обсуждали, и меня смущало, что у меня не было этого опыта. Тогда я не знала разницу между аромантичностью и асексуальностью, и поскольку у меня были романтические отношения с людьми, я думала, что проблема действительно во мне. На ридинге «Высшей школы равноправия» на 4 курсе бакалавриата‎ я узнала, что есть асексуальный спектр и я точно нахожусь на нем. А через год я поняла, что я биромантична — у меня могут быть романтические чувства и к парням, и к девушкам. Окончательно поняла, что я биромантичная асексуалка, только в этом году.

Необходимости говорить о своей идентичности в универе я не чувствовала. Что касается биромантичности, то в универе довольно редко заходила речь о чем-то смежном. На парах мы романтические отношения обсуждали через тексты Гидденса, например, что-то про секс было. Мне очень не нравилось учиться на культурологии, и поэтому я не воспринимала, что они говорили. Отношений у меня тогда не было.

Я считаю важным заявлять о своей идентичности в университете, но это, конечно, большая трата эмоционального ресурса. Когда возражаешь преподавателю, например, это всегда тяжело: даже несмотря на то, что ты явно разбираешься в теме лучше человека за преподавательским столом, он все равно находится в позиции власти. Возможность говорить на такие темы должна быть у всех, но важно не делать представителей ЛГБТКИА некими рупорами, которые обязаны всегда защищать права своего сообщества.

С ненавистью мне сталкиваться не приходилось, потому что все однокурсницы относились к теме спокойно, а преподаватели обходили стороной. Особой поддержки я тоже не получала. Была одна классная приглашенная преподавательница, которая вела пары очень инклюзивно: использовала гендер-гэпы, этичную терминологию, и пары с ней были очень приятными.