Молодежный протест: от локального к глобальному
Что объединяет молодежь и студенчество в демократических и авторитарных странах?
Автор: Георгий Тарасенко
Иллюстрации: Регина Бадертдинова
Иллюстрации: Регина Бадертдинова
Публикация: 26/03/2020
Молодое поколение за последние несколько лет стало ядром протестной активности по всему миру. Миллионы подростков во главе с 16-летней Гретой Тунберг участвуют в школьных забастовках за климат. Российская молодежь принимает участие в стихийных шествиях за допуск независимых кандидатов в Мосгордуму и за освобождение политических заключенных. Иранские студенты выходят на улицы с антиправительственными лозунгами, выступая за реапроприацию патриотической повестки, а в Индии за пару месяцев разгорелись протесты в связи с принятием поправок к закону о гражданстве, в которых студенты сыграли большую роль. Редактор DOXA Георгий Тарасенко попытался разобраться в ключевых протестных повестках последнего времени и выяснить, можно ли говорить о тренде на расширение молодежного активизма в глобальном масштабе.
Мнение авторов колонок может не совпадать с мнением редакции
Сегодня молодое поколение активно выходит на улицы. Молодежный протест, основанный на локальной проблематике, отвечает на глобальные тренды политического популизма и нового расцвета обскурантизма. Он предлагает принципиально новое место гражданина и человека как внутри национального сообщества, так и в глобальном контексте. Молодежный протест характеризуется нескольким основными повестками, которые могут реализовываться как в рамках одной протестной кампании, так и существовать по отдельности.
Одна из протестных тенденций — это классический социально-экономический протест. Поскольку позиция многих социальных групп (в том числе, молодежи и студентов) зачастую игнорируется, целое поколение оказывается исключено из сферы принятия решений. Следствием этого становится разочарование молодежи в социальной политике во многих развитых странах.
Неуклонный рост стоимости университетского образования и неэффективная политика сокращения неравенства в академии ведут к все большей прекаризации молодежи. Так, например, закредитованность студентов в Великобритании выросла более чем в два раза с 2011 года, а взносы увеличились настолько, что, даже работая парт-тайм, студенты не могут покрывать расходы на образование. Это приводит к тому, что молодые люди полностью отказываются от учебы в пользу работы: с 2005 по 2015 доля студентов с неполной занятостью снизилась с 350 тысяч человек до 150 тысяч.
В развитых странах современный молодежный протест начинает выходить из привычных форм «стояний с транспарантами», ставших рутиной в условиях свободы демонстраций. 8 ноября прошедшего года студент политологии университета Лион 2, один из лидеров профсоюза Solidaires étudiant-e-s (Студенческая солидарность), совершил самосожжение у кампуса, обвинив политические силы Франции в обнищании студентов. Перед акцией он написал на личной странице в Фейсбуке:
Одна из протестных тенденций — это классический социально-экономический протест. Поскольку позиция многих социальных групп (в том числе, молодежи и студентов) зачастую игнорируется, целое поколение оказывается исключено из сферы принятия решений. Следствием этого становится разочарование молодежи в социальной политике во многих развитых странах.
Неуклонный рост стоимости университетского образования и неэффективная политика сокращения неравенства в академии ведут к все большей прекаризации молодежи. Так, например, закредитованность студентов в Великобритании выросла более чем в два раза с 2011 года, а взносы увеличились настолько, что, даже работая парт-тайм, студенты не могут покрывать расходы на образование. Это приводит к тому, что молодые люди полностью отказываются от учебы в пользу работы: с 2005 по 2015 доля студентов с неполной занятостью снизилась с 350 тысяч человек до 150 тысяч.
В развитых странах современный молодежный протест начинает выходить из привычных форм «стояний с транспарантами», ставших рутиной в условиях свободы демонстраций. 8 ноября прошедшего года студент политологии университета Лион 2, один из лидеров профсоюза Solidaires étudiant-e-s (Студенческая солидарность), совершил самосожжение у кампуса, обвинив политические силы Франции в обнищании студентов. Перед акцией он написал на личной странице в Фейсбуке:
«[В своем поступке] я целюсь на здание кампуса в Лионе, и это не случайно, я целюсь на место, связанное с политикой, Министерством высшего образования и исследований и, в конечном счете, на правительство».
В этой одиночной акции проявилась характерная черта последних протестов — стремление порвать с образом «травоядного» аполитичного протеста. Студенты и молодежь стремятся четко обозначить наличие прямого политического конфликта между поколением студентов и поколением власть имущих.
Массовые акции прошедшего года в Иране, России, Индонезии и Гонконге иллюстрируют второй важный аспект протестной повестки — демократический. Не будучи идейно новым, он актуализирует проблему транзита к либеральной демократии, которая по-прежнему остается «недостижимым идеалом» для молодого поколения многих стран. В отличие от протестов, например, во Франции или Великобритании, в данном случае протест молодежи и студентов тесно связан с национальной идентичностью, в частности направлен на переосмысление понятий гражданственности и патриотизма: «Не за Газу, не за Ливан, моя жизнь — за Иран!» — один из основных лозунгов протестующих студентов Тегеранского университета.
7 декабря, в День Студента, молодежь вышла на традиционную демонстрацию. Однако привычная атмосфера карнавала сменилась демонстрациями, направленными против действующего теократического режима. Кроме того, в знак протеста против изоляционизма, студенты из принципа отказались наступать на флаги «врагов режима» (Израиля и США), нарисованными аккурат перед входом в кампус. В связи с протестной активностью студентов Иранский президент Хасан Рухани, ранее посещавший ежегодную акцию и даже выступавший с дружественной речью, не стал принимать участие в мероприятии. Стало окончательно очевидно, что политический ислам, являющийся идеологическим ядром режима, перестал быть универсальной межпоколенческой скрепой иранской нации.
Если сплоченность иранской молодежи — достаточно характерный социальный признак ближневосточных обществ, то Россия, пожалуй, только начинает процесс становления «общности» и первичного формирования гражданского самосознания, в том числе и студенческой солидарности. Еще несколько лет назад нельзя было представить массовой студенческой солидарности, которая сегодня проявляется в регулярном посещении судов над политическими заключенными, составлении открытых писем и сборе поручительств, а также объединении в инициативные группы в крупнейших вузах страны. При этом студенческая повестка состоит не в получении преференций для своей корпорации, а в очевидном запросе на справедливость, уважение к голосу поколения, свободу и демократию.
Схожие тенденции наблюдаются в индонезийском студенческом сообществе. Во время массовых осенних протестов крупнейший профсоюз учащихся опубликовал петицию из семи пунктов, в которой призывал правительство отменить ряд репрессивных законов, снять с властных должностей наиболее одиозных лидеров, отказаться от политики милитаризма в отношении соседних стран, а также ввести меры для более эффективной борьбы с коррупцией и лесными пожарами. Эти требования в большей степени перекликаются с запросами молодого поколения в других недемократических обществах, например, в Иране и России.
Протест в недемократических обществах за базовые права и свободы — это не столько глобальная политическая манифестация, сколько объединение локальных повесток в общеэтическую, в рамках которой протест — это форма выражения отношения к власти, борьба за «добро», а не борьба «против» (капитализма, неолиберализма, популизма). Подобный протест максимально остро поляризует стороны, так как предполагает игру с нулевой суммой, предельную антагонизацию противоположных сторон.
Массовые акции прошедшего года в Иране, России, Индонезии и Гонконге иллюстрируют второй важный аспект протестной повестки — демократический. Не будучи идейно новым, он актуализирует проблему транзита к либеральной демократии, которая по-прежнему остается «недостижимым идеалом» для молодого поколения многих стран. В отличие от протестов, например, во Франции или Великобритании, в данном случае протест молодежи и студентов тесно связан с национальной идентичностью, в частности направлен на переосмысление понятий гражданственности и патриотизма: «Не за Газу, не за Ливан, моя жизнь — за Иран!» — один из основных лозунгов протестующих студентов Тегеранского университета.
7 декабря, в День Студента, молодежь вышла на традиционную демонстрацию. Однако привычная атмосфера карнавала сменилась демонстрациями, направленными против действующего теократического режима. Кроме того, в знак протеста против изоляционизма, студенты из принципа отказались наступать на флаги «врагов режима» (Израиля и США), нарисованными аккурат перед входом в кампус. В связи с протестной активностью студентов Иранский президент Хасан Рухани, ранее посещавший ежегодную акцию и даже выступавший с дружественной речью, не стал принимать участие в мероприятии. Стало окончательно очевидно, что политический ислам, являющийся идеологическим ядром режима, перестал быть универсальной межпоколенческой скрепой иранской нации.
Если сплоченность иранской молодежи — достаточно характерный социальный признак ближневосточных обществ, то Россия, пожалуй, только начинает процесс становления «общности» и первичного формирования гражданского самосознания, в том числе и студенческой солидарности. Еще несколько лет назад нельзя было представить массовой студенческой солидарности, которая сегодня проявляется в регулярном посещении судов над политическими заключенными, составлении открытых писем и сборе поручительств, а также объединении в инициативные группы в крупнейших вузах страны. При этом студенческая повестка состоит не в получении преференций для своей корпорации, а в очевидном запросе на справедливость, уважение к голосу поколения, свободу и демократию.
Схожие тенденции наблюдаются в индонезийском студенческом сообществе. Во время массовых осенних протестов крупнейший профсоюз учащихся опубликовал петицию из семи пунктов, в которой призывал правительство отменить ряд репрессивных законов, снять с властных должностей наиболее одиозных лидеров, отказаться от политики милитаризма в отношении соседних стран, а также ввести меры для более эффективной борьбы с коррупцией и лесными пожарами. Эти требования в большей степени перекликаются с запросами молодого поколения в других недемократических обществах, например, в Иране и России.
Протест в недемократических обществах за базовые права и свободы — это не столько глобальная политическая манифестация, сколько объединение локальных повесток в общеэтическую, в рамках которой протест — это форма выражения отношения к власти, борьба за «добро», а не борьба «против» (капитализма, неолиберализма, популизма). Подобный протест максимально остро поляризует стороны, так как предполагает игру с нулевой суммой, предельную антагонизацию противоположных сторон.
Еще одна важнейшая составляющая современного протеста — это экологическая повестка. Именно экологический протест является самым радикальным, поскольку через коллективную рефлексию осмысляет роль человека на планете. Наиболее чувствительно к этой рефлексии как раз молодое поколение, которому зеленая повестка позволяет затрагивать политико-этическую проблематику как в «хипстерских» районах Стокгольма, так и в экологически непригодных для жизни муниципалитетах Нью-Дели.
На последних выборах в Европейский парламент в мае прошлого года главного успеха добились именно «зеленые». В Германии они получили 20.7% голосов и заняли второе место. По данным экзит-поллов, примерно 36% избирателей, голосующих впервые, отдали свой голос за «зеленых». На немецком примере видно, что молодежь и студенты готовы голосовать за сильную «зеленую» партию (с 1998-го по 2005-ый год она была младшим партнером социал-демократов в коалиционном правительстве Германии), приоритизирующую экологический вопрос даже при условном центризме в экономике. Бегство же молодого электората «влево» к леворадикальному Джереми Корбину в случае последних парламентских выборов в Британии — скорее акт политического эскапизма молодежи в условиях невозможности выхода за пределы двухпартийной системы, где ни одна из сторон не приоритизирует экологический вопрос.
Молодежь в своей протестной активности способна принять идею о том, что не человек имеет право на окружающую среду, а природа имеет право на невмешательство человека. Очевидно, что молодому поколению проще удается отказаться от антропоцентристского видения мира. Для старшего поколения зачастую характерно нежелание переосмыслять привычные модели массового потребления. Это расхождение во взглядах свидетельствует о том, что, возможно, нам предстоит пережить один из самых крупных социальных конфликтов за всю новейшую историю, в котором «бумер», «зумер» и «миллениал» станут не только объектами мемов и социологическими категориями, но и полноценными политическими идентичностями.
Современный молодежный протест формируется и поддерживается по трем основным направлениям. Социально-экономический протест характерен для мира «победившей» либеральной демократии; демократический — для стран развивающихся с ограниченной или управляемой политической конкуренцией; экологический, во многом не имеющий четко очерченных границ, является самым локальным, с точки зрения повестки, но самым глобальным по объединяющему потенциалу. Протестующие стремятся отвоевать законное место человека и гражданина в экономической и политической системах и добиться демократической формы правления со справедливой распределительной политикой. Экологический протест молодежи направлен на глобальное переосмысление места человека в мире: в новом видении человек — это больше не центр вселенной, не «человек завоевывающий», а «человек сосуществующий».
Нынешнее поколение молодежи объединяет социальную прекарность, ожидания зеленого будущего и демократию в протест локальных идентичностей против доминирующего глобального порядка.
На последних выборах в Европейский парламент в мае прошлого года главного успеха добились именно «зеленые». В Германии они получили 20.7% голосов и заняли второе место. По данным экзит-поллов, примерно 36% избирателей, голосующих впервые, отдали свой голос за «зеленых». На немецком примере видно, что молодежь и студенты готовы голосовать за сильную «зеленую» партию (с 1998-го по 2005-ый год она была младшим партнером социал-демократов в коалиционном правительстве Германии), приоритизирующую экологический вопрос даже при условном центризме в экономике. Бегство же молодого электората «влево» к леворадикальному Джереми Корбину в случае последних парламентских выборов в Британии — скорее акт политического эскапизма молодежи в условиях невозможности выхода за пределы двухпартийной системы, где ни одна из сторон не приоритизирует экологический вопрос.
Молодежь в своей протестной активности способна принять идею о том, что не человек имеет право на окружающую среду, а природа имеет право на невмешательство человека. Очевидно, что молодому поколению проще удается отказаться от антропоцентристского видения мира. Для старшего поколения зачастую характерно нежелание переосмыслять привычные модели массового потребления. Это расхождение во взглядах свидетельствует о том, что, возможно, нам предстоит пережить один из самых крупных социальных конфликтов за всю новейшую историю, в котором «бумер», «зумер» и «миллениал» станут не только объектами мемов и социологическими категориями, но и полноценными политическими идентичностями.
Современный молодежный протест формируется и поддерживается по трем основным направлениям. Социально-экономический протест характерен для мира «победившей» либеральной демократии; демократический — для стран развивающихся с ограниченной или управляемой политической конкуренцией; экологический, во многом не имеющий четко очерченных границ, является самым локальным, с точки зрения повестки, но самым глобальным по объединяющему потенциалу. Протестующие стремятся отвоевать законное место человека и гражданина в экономической и политической системах и добиться демократической формы правления со справедливой распределительной политикой. Экологический протест молодежи направлен на глобальное переосмысление места человека в мире: в новом видении человек — это больше не центр вселенной, не «человек завоевывающий», а «человек сосуществующий».
Нынешнее поколение молодежи объединяет социальную прекарность, ожидания зеленого будущего и демократию в протест локальных идентичностей против доминирующего глобального порядка.